Эвану хотелось смотреть куда угодно еще, но он не мог отвести глаз от нее, обнимающей Ленни и слившейся с ним в поцелуе.

С тяжелым сердцем он, наконец, закрыл глаза в надежде, что темнота придет и снова заполнит его сознание.

>>

Эван ничего не ощущал, открывая краны в ванной. Его культи неловко крутили серебристые ручки. Он был так опустошен, будто из него высосали все чувства и желания. Ему хотелось со всем этим покончить, чтобы избавиться от боли.

Кресло-каталка упало с грохотом набок, когда он вылезал из него, и колесо вяло закрутилось. Эван оттолкнул его и скользнул в одежде в ванну. Краны с текущей водой находились напротив его колен, и ванна быстро наполнялась, вода медленно поднималась от лодыжек к талии, потом к груди и рукам.

Эван почувствовал, как на него снизошло странное спокойствие, мирное ощущение, пришедшее из ниоткуда. Если у него до этого и были сомнения в правильности своих намерений, то теперь они ушли.

Вода добралась до его шеи, затем до губ и ноздрей. Эван поднял голову лишь для того, чтобы сделать глубокий последний вдох. Потом он опустился еще ниже и полностью ушел под воду. Вода теплыми потоками полилась через край ванны.

Дверь ванной открылась, и на пороге появился Томми, сразу же оценивший ситуацию. Эван попытался отогнать его.

— Ты забыл поставить на край тостер, а без этого ничего не получится.

Почти спокойно Томми закрутил краны и, засунув руку в воду, выдернул пробку. Вода устремилась в отверстие, стекая по груди Эвана.

— Но и ты, и Кейли, и Ленни… Вам всем нравятся тосты, — промямлил Эван. — Это то, что имеет значение теперь, не я.

Томми посмотрел на него с пониманием.

— Все имеет значение, Эван.

Нагнувшись над ванной, он поднял его и переложил на мокрый пол. Без всякого намека на сомнения Томми обнял его, предлагая единственное утешение, которое он мог дать. Сначала Эван ощетинился. Злость к Томми снова вспыхнула в нем, но потом он понял, что тот Томми, которого он ненавидел, не имел ничего общего с тем добрым и хорошим человеком, который был рядом с ним и только что предотвратил его самоубийство.

— Спасибо тебе, — прошептал он. Томми кивнул.

— Пойдем я тебя переодену. Часы посещения подходят к концу.

Томми провез его через территорию университета и далее к Сент-Винсенту, изолированному больничному комплексу на краю чистенькой парковой зоны. Они прибыли туда на закате, и Томми развернул кресло с привычной легкостью, удобно усадив в него Эвана. Они ехали по коридорам, и время от времени проходящие доктора приветливо кивали Томми.

— Я же тут добровольцем работаю, помнишь? — сказал он, заметив вопросительный взгляд Эвана.

— А, точно, — ответил Эван. Он крутил головой, когда они проезжали по блоку частных палат. — Что мы тут делаем? Мою маму снова перевели на новое место?

Слова замерли на его губах, когда Томми вкатил его коляску в палату, в которой находился лишь один пациент. Эван потерял дар речи.

Лежавшая в окружении всяких проводков и трубочек Андреа слабо ему улыбнулась и жестом попросила подойти поближе. Томми наклонился и поцеловал ее в щеку, и в ответ она взъерошила ему волосы.

Эван попытался выдавить из себя вопрос «Почему?», но так и не смог. Его мать была соединена с целой паутиной капельниц трахеотомической трубкой. Рядом стоял тускло-зеленый торпедообразный кислородный баллон с респиратором. Эван смотрел, как машина с шумом качает поршнем вверх-вниз, дыша за его мать.

Томми подвез его ближе, и он услышал, как она тихо, словно бриз в траве, прошептала:

— Выглядишь. Классно. Малыш.

Глаза Эвана скользнули по листу назначенного лечения, прикрепленному к доске в ногах кровати.

— Рак легких? — выдохнул он. Андреа и Томми обменялись неловкими взглядами.

— Извините, миссис Ти, Эван просто не в себе последнее время. Забывчив стал.

На лице матери Эвана появилось беспокойство, когда он посмотрел на нее расширившимися глазами.

— Ага. Точно… — осторожно подтвердил он. — Ты начала курить как паровоз, после того как я взорвался…

Воспоминание об этом было эфемерным, но, тем не менее, вызвало тошнотворное чувство вины.

— Должен быть способ все исправить.

— Исправить? — ей было больно даже шептать.

— Доктора делают все, что могут… — сказал Томми, но Эван не обратил на него внимания. Его разум был занят другими вещами.

— Мне просто нужно найти запись о взрывчатке! — прошипел он, и Томми напрягся.

— Слушай, Эван, это все в прошлом… — предупредил он.

— Подождите-ка! Вот дерьмо! — продолжал, не обращая на него внимания. Эван. —

Нет рук! Нет никаких записей об этом, потому что у меня не было возможно написать об этом.

От внезапной ужасной догадки лицо Андреа исказилось.

— Нет, — прошептала она. — Только не ты.

Она схватила Томми за руку, подтянув его ближе.

— По-твоему, Эван… другой?

Томми пожевал губу, пытаясь скрыть замешательство.

— Да нет… Просто у него сейчас тяжелый период…

Из глаз Андреа покатились слезы.

— Эван, нет…

Сын наклонился к ней и вытер слезы с ее бледной впалой щеки.

— Не плачь мама, — сказал он с уверенностью. — Я изменю все это. Я знаю, что у меня получится.

— Я, э, пожалуй, пойду в часовню, — слабо улыбнулся Томми, чувствуя себя лишним. — Вернусь скоро.

Андреа схватила сына за руку, едва за Том ми закрылась дверь.

— Что… ты… делаешь? — прохрипела она. — Ты… ведешь… себя… как… отец…

Эван попытался успокоить ее.

— Нет, нет, ничего подобного. Да ладно, мам, то, что отец был моего возраста, когда начал сходить с ума, не значит, что и я такой же.

— Как? — в ужасе спросила она. — Как… ты… об… этом… узнал?

— Ты сама сказала мне на Родительском вечере, помнишь?

— Я… никогда… не говорила… тебе… об этом, — сказала она. — Никогда.

Эван похолодел. Те события произошли в других обстоятельствах и в другой временной линии.

— Подожди… Это был не я… Или ты… С усилием мать левой рукой подкрутила вентиль с кислородом, поступающим к ней через трубку, и с трудом прошептала:

— Ты… такой же… как… Джейсон.

Ее глаза умоляли его не продолжать, но он был полон новых, свежих намерений.

— Нет, мам. Я все исправлю. Мне надо пройти все до конца, чего бы мне это ни стоило.

Он потрепал ее по руке. Этот жест должен был придать ей уверенности, но ничего подобного. В глазах ее стояли слезы, голова тряслась.

— Если подумать, то я, по идее, должен был бы утонуть, оставив тебя страдать всю оставшуюся жизнь. Я не позволю этому случиться. Не беспокойся, я вытащу тебя из этого. Поверь мне.

Эван отпустил тормоза кресла и покатился вперед, из комнаты в коридор. Андреа набрала побольше воздуха в свои искалеченные легкие и захрипела изо всех сил:

— Остановите его! Остановите его! Остановите его!

Ее сын не оглянулся ни разу.